Е. БОВКУН,
корреспондент АПН — специально для «Ровесника»
В тот день, когда у нас, в кёльнсном корпункте АПН, раздался звонок из редакции «Ровесника», этот большой старинный город самозабвенно веселился. На улицах, площадях, скверах царствовал праздник, праздник встречи весны, — гремела музыка, грохотали фейерверки, радостно гудели карнавальные толпы. За несколько дней этого праздника жители Кёльна выпивают двухмесячную норму пива, а полиция регистрирует наибольшее в году число автомобильных катастроф, несмотря на дополнительные посты для проверки водителей на алкоголь. В общем, горожане веселятся изо всех сил, отводят душу. Один мудрый пастор так и наставлял своих прихожан накануне праздника: «Разве во все остальные дни не написано на наших лицах отчаяние или равнодушие, усталость или страх? Пусть же хоть ненадолго карнавальная маска скроет ваше настоящее лицо и ваша душа отдохнет...»
Отгорел, отшумел праздник, кёльнцы вернулись на свои рабочие места. У кого они есть. А есть они далеко не у всех. Число безработных в Федеративной Республике Германии неизменно держится у миллионной черты, то переваливая через нее, то чуть опускаясь. Особую группу составляют те, кто был уволен из государственных учреждений по политическим мотивам, за свои прогрессивные убеждения. Быть в Федеративной Республике критиком существующих порядков — значит идти на риск попасть под действие законодательного акта, получившего прозвище Bcrufsver-bot — «запрет на профессию», И бесполезно будет апеллировать к конституции, провозглашающей демократические свободы граждан ФРГ, к бесчисленным заявлениям официальной пропаганды о том, что в ФРГ свято блюдется и уважается свобода личных убеждений, к соответствующим положениям хельсинкского международно-правового документа — Заключительного акта, под которым стоит подпись главы боннского правительства, С «врагом конституции» разговор короткий...
В тот день, когда у нас, в кёльнсном корпункте АПН, раздался звонок из редакции «Ровесника», этот большой старинный город самозабвенно веселился. На улицах, площадях, скверах царствовал праздник, праздник встречи весны, — гремела музыка, грохотали фейерверки, радостно гудели карнавальные толпы. За несколько дней этого праздника жители Кёльна выпивают двухмесячную норму пива, а полиция регистрирует наибольшее в году число автомобильных катастроф, несмотря на дополнительные посты для проверки водителей на алкоголь. В общем, горожане веселятся изо всех сил, отводят душу. Один мудрый пастор так и наставлял своих прихожан накануне праздника: «Разве во все остальные дни не написано на наших лицах отчаяние или равнодушие, усталость или страх? Пусть же хоть ненадолго карнавальная маска скроет ваше настоящее лицо и ваша душа отдохнет...»
Для характеристики общей атмосферы в стране позволю себе процитировать наблюдателя «со стороны», корреспондента французской газеты «Монд дипломатии» Даниэля Верне: «Чтобы изолировать левых, совсем не обязательно прибегать к крайностям в духе Штрауса и его друзей, которые спят и видят начать травлю «красных». Репрессии принимают не массовые и жестокие, а выборочные и скрытые формы. Проверки, расследования, административные или полицейские придирки касаются лишь меньшинства населения — крайне левого меньшинства. «Чрезвычайное законодательство» касается отдельных личностей или нескольких групп. Однако «закон об экстремистах», а также новый параграф о цензуре, введенный в начале 1976 года, порождают страх среди широкой массы населения, что приводит к «самоцензуре», к «самозапугиванию», к подавлению внутренней свободы».
Хоть праздник и закончился накануне, мои собеседницы явились в карнавальных нарядах. Их желание хоть чуточку затянуть расставание с несколькими днями душевного покоя, с «карнавальной маской», как сказал бы тот пастор, — оно так по-человечески понятно. Они из тех кёльнцев, которые не возвратились на свои рабочие места по той причине, что у них нет этих самых рабочих мест; Сюзанна Роде (28 лет, замужем, ждет ребенка) и Агнес Крист-Фиала (26 лет, замужем) — обе по профессии учительницы. Обе уволены за то, что состоят в легальной Германской коммунистической партии. — Когда и как вы потеряли работу?
Сюзанна Я без работы с октября 1974 года, Все складывалось так чудесно, я вела в шестых и седьмых классах народной школы математику и историю искусств. Я радовалась, что не ошиблась в выборе профессии, что работа с детьми доставляет мне настоящее удовольствие. Прошли положенные после университета полтора года работы в качестве практиканта. Я успешно сдала второй государственный экзамен, после которого окончательно зачисляют в штат, приступила было к работе и тут-то получаю от школьного начальства уведомление, изысканновежливое, разумеется, что, мол, «нам придется расстаться», «примите и прочее»...
Агнес Мой «безработный стаж» скромнее. С августа прошлого года. Преподавала в гимназии в Бад-Годесберге русский язык и обществоведение. И тоже — не успела я сдать второй государственный экзамен на «отлично», как мне вручают официальную бумагу о том, что меня «не представляется возможным оставить в штате», поскольку возникли сомнения в моей «благонадежности» и поскольку я «не держалась на расстоянии» от деятельности таких организаций, кан ГКП и марксистский студенческий союз «Спартак», Я успела ощутить, что школа — это мое призвание, работала с увлечением. И вот все рухнуло. Сейчас мне уже не верится, что когда-нибудь я смогу вернуться к преподаванию.
— Как восприняли увольнение ваши ученики?
Агнес Им нравились мои уроки, особенно когда мы устраивали дискуссии. А начальство как раз дискуссий и побаивалось, считая, что я внушаю детям некие «политические доктрины», идущие вразрез с официальными инструкциями. Ребята добивались, чтобы меня оставили в гимназии. Собирали подписи, слали письма в министерство высшего образования. Увы, безрезультатно. Мои .ученики — люди уже почти взрослые, от пятнадцати до восемнадцати лет. Думаю, случай со мной многим из них дал пищу для размышлений и показал, насколько реальное положение дел у нас отличается от той картины демократии и свободы, которая расписывается в учебниках и речах официальных лиц.
— Судя по данным печати, хотя в последнее время выступления против «запрета на профессию» в стране серьезно участились, число уволенных по политическим мотивам продолжает расти?..
Агнес Это и есть маша «демократия» в действии. С одной стороны, нам вроде бы предоставлена свобода протестовать, а с другой — вся государственно-политическая система гнет свое. Например, в связи с моим увольнением в Бонне была также организована гражданская кампания; письма и петиции в мою поддержку поступают до сих пор. Официальные инстанции получили от различных организаций, моих коллег и знакомых, учеников и их родителей сотни посланий с требованием восстановить меня на работе. Состоялось множество демонстраций. Но пока что это ни к 'чему не привело. Я сижу без работы. Однако я вовсе не хочу сказать, что борьба бесполезна. Есть уже случаи, когда под давлением общественности люди были восстановлены на работе.
Сюзанна Но все же куда больше преподавателей, которые годами ходят без работы. Я сама знакома с такими людьми. Можно сказать, каждая экзаменационная сессия для практикантов учителей означает отсев «политически неблагонадежных».
— Статистика показывает, что «запрет на профессию» чаще всего применяется к учителям...
Сюзанна Случаи, когда «закон о радикалах» бьет по людям других профессий, тоже нередки. Например, «дело» Фольке-ра Гетца из Дюссельдорфа, который не был допущен на должность судьи. Во Франкфурте-на-Майне «запрет на профессию» применили к почтальону, а в Вюрцбурге, в Баварии, к машинисту тепловоза...
Агнес Но основную массу уволенных составляют все-таки учителя... И это не случайно: ведь педагог влияет на формирование мировоззрения учащихся. Пять лет назад, когда премьер-министры земель придумали свой закон, который препятствует принятию на государственную службу лиц, «придерживающихся радикальных взглядов», они имели в виду именно это обстоятельство. Но аппетит приходит во время еды. Сегодня «запрет» может получить человек любой профессии —- от кладбищенского сторожа до подметальщика улиц. По официальным данным, за эти пять лет специальные комиссии произвели более 850 тысяч анкетных «проверок на благонадежность», а чиновники ведомства по охране конституции учинили 10 тысяч допросов. 3 тысячи человек были признаны «неблагонадежными» и потеряли работу.
— И каков же механизм этих «проверок»?
Сюзанна Прежде чем принять новичка на работу, администрация обращается в ведомство по охране конституции, где ведется картотека на «неблагонадежных». Таковыми считаются в первую очередь те, кто участвовал в демонстрациях и других мероприятиях демократических сил, прежде всего ГКП и марксистского студенческого союза «Спартак». Заподозренный в «неблагонадежности» приглашается на «собеседование», а точнее — на допрос в специальную комиссию. Быстрее всего отрицательное решение выносится в том случае, если в «деле» фигурируют три запретных буквы — «Г», «К», «П».
Иными словами, благонадежность учителя проверяется прежде, чем его допускают к преподаванию...
Агнес Совсем не обязательно. Подозрение в «антиконституционных» помыслах может пасть и на давно работающего преподавателя. И вот уже как бы случайно на его уроках чаще, чем нужно, присутствует старший инспектор. Администрация начинает сначала осторожно, а потом все более открыто следить за тем, какими учебниками пользуется преподаватель, какие домашние задания дает своим ученикам, какие темы обсуждаются в классе. В конце концов, как правило, выносится приговор: «Ваши левые взгляды несовместимы с дальнейшим пребыванием в данном учебном заведении». Но все же больше таких, как мы, которых увольняют после второго государственного «замена. Выявление «неблагонадежных» начинается еще во время учебы. Когда меня допрашивали в комиссии, по некоторым вопросам я поняла, что и в университете за мной попросту шпионили. Допрашивавшие знали не только о том, какие «запретные» мероприятия я посещала, но и называли точные даты и время. Ну, например, мне напомнили, в котором часу я покинула одно собрание евангелической молодежи. Я была подавлена этим открытием. Честно говоря, оно потрясло меня больше, чем сам допрос, исход которого был мне ясен заранее.
— Можно ли сравнить положение уволенного по политическим мотивам с положением «просто» безработного?
Сюзанна Сравнение окажется не в пользу первого. Мы не получаем от государства ни пфеннига. Лишь в исключительных случаях, когда человек не имеет ни одного близкого родственника, ему назначают мизерное «социальное пособие». К тому же шансы вновь найти работу по специальности для нас практически равны нулю. Поступление в государственную школу исключается абсолютно. Что же касается немногих частных школ, то и они теперь строго соблюдают инструкции, обязательные для других общественных учреждений. Учителей, на которых поставили клеймо «враг конституции», на работу не берут нигде, Можно годами ходить на биржу труда, но так и не получить места. Я знаю в Бонне одну семью: безработный муж-педагог, жена-студентка, семилетний сын. Глава семьи очень долго пытался получить должность преподавателя. Увы, сейчас он работает таксистом.
Чаще всего попавшие под «запрет» соглашаются на любую работу, а ее сейчас вообще найти нелегко. Да надо еще осваивать новую профессию, переучиваться. На это уходят годы.
— Я читал об одном инженере-машиностроителе, который потерял работу из-за того, что он коммунист. С октября прошлого года он работает в гамбургском порту грузчиком. По его словам, среди грузчиков того же причала есть еще архитектор и учитель. Их постигла аналогичная участь.
Агнес Мы знаем из газет и сами видим, что стране остро не хватает учителей. Классы переполнены. А в это время безработные педагоги идут в грузчики... Противоречие? Смотря с чьей точки зрения. В министерстве образования считают, например, что учителей «слишком много». Что же касается безработных, то о них официальные лица стараются не говорить: в доме больного не говорят о покойниках.
— Что происходит, когда уволенный обращается в суд?
Сюзанна Начинается волокита. Мое дело принято к производству в ноябре прошлого года,.то есть спустя два года после увольнения. Теперь его будут рассматривать неизвестно сколько времени. И до тех пор, пока суд не примет иного решения, «запрет на профессию» в отношении меня считается правомерным и остается в силе. Суд придерживается тактики проволочек в большинстве случаев. Наверное, расчет тут простой: не выдержит человек и уйдет в таксисты или грузчики... И дело закроется само собой, К тому же судьи и ведомство по охране конституции крайне редко расходятся во мнениях, когда речь заходит о «запретах на профессию». Это и неудивительно, ведь как часто бывает, что приговоры молодым антифашистам выносят бывшие нацисты.
Агнес Но даже положительное решение суда мало что меняет, вот пример учительницы Сильвии Гингольд из Гессена. Под влиянием протестов общественности суд признал ее увольнение противозаконным и обязал школьную администрацию вновь принять на работу. Сильвию приняли — на две трети ставки — и стараются создать ей невыносимые условия. Ее травят правые организации и буржуазная пресса, она без конца получает письма с угрозами, домовладельцы отказываются сдавать ей квартиру...
— Как вы представляете себе свое будущее?
Сюзанна Практика «запрета на профессию» не может существовать вечно. Но отмена этого закона будет, конечно, зависеть от политического развития в ФРГ, от активности демократических сил ФРГ. Я все же надеюсь когда-нибудь получить работу по специальности, хотя и понимаю, что мне придется нелегко после стольких лет вынужденного «отдыха». По сути дела, все придется начинать сначала. Но все-таки мне очень хочется снова попасть в школу.
Агнес Вернуться в школу — это и моя мечта. К сожалению, в ближайшем будущем я не смею строить таких планов.
Кёльн, март
