И. ГОРЕЛОВ
Как говорят сейчас некоторые, если бы эти пункты были выполнены, история Италии последних лет, возможно, оказалась бы иной. Квартиру на проспекте Монфорте заняли молодцы из «Молодой Италии» — студенческого филиала партии неофашистов «Новое социальное движение»; именно из этого логова направлялись банды на ежевечерние операции на площади Сан Вабила. Площадь эта — истинный центр Милана. Она нечто вроде гостиной города — место променада «лучших людей», витрина его лучших магазинов, длинная стойка его лучших баров и кафе.
Молодые люди из квартиры № 13 довольно скоро стали завсегдатаями этих кафе и баров. Здесь они попивали свой аперитив — чаще всего кока-колу, «подправленную» ромом, фруктовые соки и — в большом количестве — молоко. Проходил час аперитива, они исчезали и появлялись лишь к шести вечера.
Впервые в хронике беспорядков, или, как точно говорят итальянцы, в хронике насилий, площадь Сан Бабила появилась 17 марта 1969 года. После собрания в кинотеатре «Амбашатори» фашисты пришли именно сюда для того, чтобы провести митинг.
Митинговали недолго: «командосы» неофашистов вскоре разбежались, чтобы дубинками и ломами разгромить витрины магазинов прогрессивных издательств. С этого дня молодые фашисты с площади Сан Бабила не скрывали своих намерений; с этого дня и пункты, что были оговорены при сдаче квартиры № 13, приказали долго жить: квартира становится официальной штаб-квартирой, о чем предупреждают прохожих герб и флаги с трехцветным факелом; на фасаде дома появляются первые надписи во славу дуче и фашистского режима.
Логово живет напряженной жизнью: в 1969 году полиция зарегистрировала 35 «санбабильских» происшествий. И все сходило гладко, хотя штурмовики Сан Бабилы поначалу вели себя «скромно»: нападали на какого-нибудь прохожего парня или девушку всего вчетвером. Жертва, бывало, бросалась к рядом стоявшему полицейскому: «Виноват, — холодно отвечал служивый, — но разве вы не видите, что я занят штрафом!»
В 1970 году — 73 нападения. В 1971 году — 102 «хулиганских выступления». В 1972 году их уже не считали. Ежевечерне на площади находилось в среднем около двухсот «идеологических» бандитов — согласитесь, впечатляющее зрелище для одной, хотя и довольно просторной площади.
Считается, что к 1972 году на Сан Бабилу пришло уже второе поколение молодых неофашистов. Тогда и определилась их «униформа»: «классные, фирменные» джинсы, желтые английские туфли, черные перчатки, почти гладкий черный платок на шее, куртки в талию лучших моделей, широкие пояса и сумки фирмы «Гуччи». Да, еще зажигалка «картье» и золотые часы «ролекс». Такая была у фашистов мода, и, увидев такого человека на Сан Бабиле, вы не могли оскорбить его словом «фашист», а могли лишь добавить про себя, что это фашист из богатой семьи. Ведь там немало было и другой шатии — тоже фашистской, но одетой по иному образцу: туфли под английские, джинсы обыкновенные, из магазина, очки — фальшивый «рейбэн»... Эти молодые люди «под фашиста» были подручными фашистов, их наемниками. Подручных набирали на окраинах Милана, в районах, которые принято называть рабочими кварталами, в среде тех, кого принято называть люмпеном, то есть или потерявших — от долгой безработицы ли, или по иным причинам — рабочее сознание, или так его и не обретших. Этим «сбившимся с дороги», «свихнувшимся» платили по 20 тысяч лир (по тем временам это около 25 — 30 рублей) за «операцию». Отношение между первой группой, с логовом на проспекте Монфорте, и второй, ее место сбора и ежевечернего топтания в ожидании «дела» определили в подземном переходе станции метро «Сан Бабила», были однозначны и строги — отношения между хозяином и рабом. Их, рабов, зачастую набирали по объявлениям в газетах: «Требуются решительные и исполнительные молодые люди»; далее номер телефона...
Денег фашистам хватало: партия Альми-ранте (лидера «Итальянского социального движения — Национальные правые») получила в Ломбардии (столица этой области — Милан) в качестве пожертвований от промышленников: в 1971 году — 2 миллиарда лир, в 1972 году — 2,5 миллиарда, в 1973 году — 3 миллиарда лир, в 1974 году — более 4 миллиардов лир.
Чем же занимались все эти наемники и их наниматели? Во-первых, поддержанием террора на центральной площади гигантского города: избивали любого и по любой причине — за то, что с бородой (подозрение в принадлежности к левым интеллектуалам), за красный шарф или галстук, за левую газету, торчавшую из кармана, за эскимо в руке...
Зачем все это? Затем же, зачем пытались взорвать поезд Турин — Рим, зачем убили агента полиции Антони Мирино, зачем нападали на районные комитеты компартии, партизан-ветеранов, социалистов, на демонстрации профсоюзов и студентов...
«В январе семидесятого,— «раскалывался» в полиции один из неофашистов, — нас срочно вызвал на Монфорте Джанлуиджи Радиче (один из руководителей «Молодой Италии». — Прим. авт.). Вечером должна была состояться манифестация левых. Он дал нам петарды и бомбы с газом и велел забраться на верхний этаж дома на углу улицы, где они должны были пройти. Когда колонна появилась, мы пошвыряли наш запас. Что там творилось между полицейскими и демонстрантами!.. Цель была достигнута...»
Какая цель? Хаос, критическое напряжение нервов у тех, кто стоит в полицейском ряду, сжимая в кулаке оружие, и тех, кто стоит в ряду демонстрантов, сжимая в кулаке древко плаката. Мы к этой цели еще, впрочем, вернемся.
Среди громких дел, которыми пестрит хроника политической жизни Италии последнего десятилетия, — не только многочисленные убийства судейских чинов. Здесь и взрывы в поездах, в банках, на выставках, в комитетах различных партий и организаций, на людных площадях, кровавые столкновения с демонстрантами, похищения людей с целью выкупа или шантажа, и прочее и прочее. Направление ударов всегда просматривается прозрачно: если единичная жертва, то облеченная серьезной государственной властью или широкоизвестная; если это жертвы «безымянные», то тогда непременно многочисленные и, очевидно, ни в чем не повинные. Цель — все тот же эффект жестокости и масштабности замаха — на всех, на государство, общество. А исполнители этого террора на первый взгляд разные. Мы еще сможем убедиться: их природа и психология таковы, что они не терпят собственной безвестности и торопятся расписаться под пролитой кровью сами. И получается такой список (хотя перечень неполон, я даже не представляю, возможно ли припомнить все эти организации): от правых, неофашистских организаций — «Новый порядок», «Национальный авангард», «Отряды действия Муссолини», «Роза ветров»... до ультралевых — «Красные бригады», «Пролетарские вооруженные группы», «Борьба продолжается», «Власть рабочих», «Рабочий авангард»...
И все же еще раз о целях этих двух, полярных на словах, политических группировок — ультраправых и ультралевых. Листок, выражавший позиции неофашистов с площади Сан Бабила, писал:
9 июня 1976 года на заседании происходящего в Генуе процесса по делу членов «Красных бригад» один из обвиняемых, некий Просперо Галлинари, сделал заявление: «Вчера 8 июня вооруженное подразделение «Красных бригад» привело в исполнение приговор над государственным палачом (речь идет о генеральном прокуроре Генуи. — Прим, авт.) Франческо Коко... Этой акцией мы открываем новую фазу классовой борьбы, направленной на парализацию государственного аппарата путем устранения лиц, которые его олицетворяют. Только разрушив его до основания, мы сможем считать свою задачу выполненной...»
Дело, разумеется, не в словах и «программных заявлениях». Дело лучше всего видится в деле. Так вот, любопытно тут привести некоторые факты из практики ультралевых.
С иголочки новая ультралевая организация «Рабочая автономия» (идея в ней заложена такая: не надо нам, рабочим — бум, бум кулаком в грудь! — никакой централизованной, погрязшей в рутине и формализме партии, а нужны партизанские, автономные налеты на местах — тогда, дескать, государственная система никак не выдержит), так вот, «Рабочая автономия» поступает следующим образом: идет демонстрация левых — профсоюзы, коммунисты, социалисты, другие... Впереди — коммунисты, это и по плакатам видно. Неожиданно из колонны выскакивает группа людей и начинает бить и потрошить богатые магазины. Эффект двойной: назавтра буржуазные газеты компрометируют «коммунистическую демонстрацию» — первое; уже сегодня «Рабочая автономия» еще раз заявляет о своей «классовой борьбе» — второе. Эффект даже тройной: кое-что из магазинов все-таки вынесли.
Другой пример — пример чистой провокации. Газета коммунистов «Унита» каждый год устраивает фестивали — один национальный и около восьми тысяч (!) местных. В прошлом году каждый третий итальянец прошел под аркой, на которой было написано — «Фестиваль «Унита». Фестиваль — это знакомство с позицией партии, это встреча с братскими «Унита» газетами других компартий мира, это богатейшая культурная программа, это отдых, развлечение и бурные дискуссии... Но не об этом речь. Речь о том, что фестивали «Унита» — это то место, куда все идут с удовольствием: там интересно, поучительно, весело, хорошо и — мирно. На это, впрочем, обратили внимание не только внимательные журналисты, рекомендовавшие властям перенять опыт образцовой организации подобного рода предприятий, но и ультра — и правые, и левые. Провокационные столкновения в июне в Равенне, две взорванные бомбы в Римини, убийство шестью молодчиками активного организатора фестиваля Пьерантонио Кастельнуово в Лекко... — все это новейшая, 1976 года «ультрахроника» провокаций.
Молодые люди из квартиры № 13 довольно скоро стали завсегдатаями этих кафе и баров. Здесь они попивали свой аперитив — чаще всего кока-колу, «подправленную» ромом, фруктовые соки и — в большом количестве — молоко. Проходил час аперитива, они исчезали и появлялись лишь к шести вечера.
Впервые в хронике беспорядков, или, как точно говорят итальянцы, в хронике насилий, площадь Сан Бабила появилась 17 марта 1969 года. После собрания в кинотеатре «Амбашатори» фашисты пришли именно сюда для того, чтобы провести митинг.
Митинговали недолго: «командосы» неофашистов вскоре разбежались, чтобы дубинками и ломами разгромить витрины магазинов прогрессивных издательств. С этого дня молодые фашисты с площади Сан Бабила не скрывали своих намерений; с этого дня и пункты, что были оговорены при сдаче квартиры № 13, приказали долго жить: квартира становится официальной штаб-квартирой, о чем предупреждают прохожих герб и флаги с трехцветным факелом; на фасаде дома появляются первые надписи во славу дуче и фашистского режима.
Логово живет напряженной жизнью: в 1969 году полиция зарегистрировала 35 «санбабильских» происшествий. И все сходило гладко, хотя штурмовики Сан Бабилы поначалу вели себя «скромно»: нападали на какого-нибудь прохожего парня или девушку всего вчетвером. Жертва, бывало, бросалась к рядом стоявшему полицейскому: «Виноват, — холодно отвечал служивый, — но разве вы не видите, что я занят штрафом!»
В 1970 году — 73 нападения. В 1971 году — 102 «хулиганских выступления». В 1972 году их уже не считали. Ежевечерне на площади находилось в среднем около двухсот «идеологических» бандитов — согласитесь, впечатляющее зрелище для одной, хотя и довольно просторной площади.
Считается, что к 1972 году на Сан Бабилу пришло уже второе поколение молодых неофашистов. Тогда и определилась их «униформа»: «классные, фирменные» джинсы, желтые английские туфли, черные перчатки, почти гладкий черный платок на шее, куртки в талию лучших моделей, широкие пояса и сумки фирмы «Гуччи». Да, еще зажигалка «картье» и золотые часы «ролекс». Такая была у фашистов мода, и, увидев такого человека на Сан Бабиле, вы не могли оскорбить его словом «фашист», а могли лишь добавить про себя, что это фашист из богатой семьи. Ведь там немало было и другой шатии — тоже фашистской, но одетой по иному образцу: туфли под английские, джинсы обыкновенные, из магазина, очки — фальшивый «рейбэн»... Эти молодые люди «под фашиста» были подручными фашистов, их наемниками. Подручных набирали на окраинах Милана, в районах, которые принято называть рабочими кварталами, в среде тех, кого принято называть люмпеном, то есть или потерявших — от долгой безработицы ли, или по иным причинам — рабочее сознание, или так его и не обретших. Этим «сбившимся с дороги», «свихнувшимся» платили по 20 тысяч лир (по тем временам это около 25 — 30 рублей) за «операцию». Отношение между первой группой, с логовом на проспекте Монфорте, и второй, ее место сбора и ежевечернего топтания в ожидании «дела» определили в подземном переходе станции метро «Сан Бабила», были однозначны и строги — отношения между хозяином и рабом. Их, рабов, зачастую набирали по объявлениям в газетах: «Требуются решительные и исполнительные молодые люди»; далее номер телефона...
Денег фашистам хватало: партия Альми-ранте (лидера «Итальянского социального движения — Национальные правые») получила в Ломбардии (столица этой области — Милан) в качестве пожертвований от промышленников: в 1971 году — 2 миллиарда лир, в 1972 году — 2,5 миллиарда, в 1973 году — 3 миллиарда лир, в 1974 году — более 4 миллиардов лир.
Чем же занимались все эти наемники и их наниматели? Во-первых, поддержанием террора на центральной площади гигантского города: избивали любого и по любой причине — за то, что с бородой (подозрение в принадлежности к левым интеллектуалам), за красный шарф или галстук, за левую газету, торчавшую из кармана, за эскимо в руке...
Зачем все это? Затем же, зачем пытались взорвать поезд Турин — Рим, зачем убили агента полиции Антони Мирино, зачем нападали на районные комитеты компартии, партизан-ветеранов, социалистов, на демонстрации профсоюзов и студентов...
«В январе семидесятого,— «раскалывался» в полиции один из неофашистов, — нас срочно вызвал на Монфорте Джанлуиджи Радиче (один из руководителей «Молодой Италии». — Прим. авт.). Вечером должна была состояться манифестация левых. Он дал нам петарды и бомбы с газом и велел забраться на верхний этаж дома на углу улицы, где они должны были пройти. Когда колонна появилась, мы пошвыряли наш запас. Что там творилось между полицейскими и демонстрантами!.. Цель была достигнута...»
Какая цель? Хаос, критическое напряжение нервов у тех, кто стоит в полицейском ряду, сжимая в кулаке оружие, и тех, кто стоит в ряду демонстрантов, сжимая в кулаке древко плаката. Мы к этой цели еще, впрочем, вернемся.
Среди громких дел, которыми пестрит хроника политической жизни Италии последнего десятилетия, — не только многочисленные убийства судейских чинов. Здесь и взрывы в поездах, в банках, на выставках, в комитетах различных партий и организаций, на людных площадях, кровавые столкновения с демонстрантами, похищения людей с целью выкупа или шантажа, и прочее и прочее. Направление ударов всегда просматривается прозрачно: если единичная жертва, то облеченная серьезной государственной властью или широкоизвестная; если это жертвы «безымянные», то тогда непременно многочисленные и, очевидно, ни в чем не повинные. Цель — все тот же эффект жестокости и масштабности замаха — на всех, на государство, общество. А исполнители этого террора на первый взгляд разные. Мы еще сможем убедиться: их природа и психология таковы, что они не терпят собственной безвестности и торопятся расписаться под пролитой кровью сами. И получается такой список (хотя перечень неполон, я даже не представляю, возможно ли припомнить все эти организации): от правых, неофашистских организаций — «Новый порядок», «Национальный авангард», «Отряды действия Муссолини», «Роза ветров»... до ультралевых — «Красные бригады», «Пролетарские вооруженные группы», «Борьба продолжается», «Власть рабочих», «Рабочий авангард»...
И все же еще раз о целях этих двух, полярных на словах, политических группировок — ультраправых и ультралевых. Листок, выражавший позиции неофашистов с площади Сан Бабила, писал:
«Сейчас занимается хворост костра, разожженного нами. Он скоро загорится полным пламенем и все обратит в пепел. И только тогда, из пепла, при свете первых лучей солнца возродится наша новая жизнь: вечная, нерушимая, абсолютная власть восставшего Феникса». Проще говоря, жги, убивай, а там — образуется.
9 июня 1976 года на заседании происходящего в Генуе процесса по делу членов «Красных бригад» один из обвиняемых, некий Просперо Галлинари, сделал заявление: «Вчера 8 июня вооруженное подразделение «Красных бригад» привело в исполнение приговор над государственным палачом (речь идет о генеральном прокуроре Генуи. — Прим, авт.) Франческо Коко... Этой акцией мы открываем новую фазу классовой борьбы, направленной на парализацию государственного аппарата путем устранения лиц, которые его олицетворяют. Только разрушив его до основания, мы сможем считать свою задачу выполненной...»
Дело, разумеется, не в словах и «программных заявлениях». Дело лучше всего видится в деле. Так вот, любопытно тут привести некоторые факты из практики ультралевых.
С иголочки новая ультралевая организация «Рабочая автономия» (идея в ней заложена такая: не надо нам, рабочим — бум, бум кулаком в грудь! — никакой централизованной, погрязшей в рутине и формализме партии, а нужны партизанские, автономные налеты на местах — тогда, дескать, государственная система никак не выдержит), так вот, «Рабочая автономия» поступает следующим образом: идет демонстрация левых — профсоюзы, коммунисты, социалисты, другие... Впереди — коммунисты, это и по плакатам видно. Неожиданно из колонны выскакивает группа людей и начинает бить и потрошить богатые магазины. Эффект двойной: назавтра буржуазные газеты компрометируют «коммунистическую демонстрацию» — первое; уже сегодня «Рабочая автономия» еще раз заявляет о своей «классовой борьбе» — второе. Эффект даже тройной: кое-что из магазинов все-таки вынесли.
Другой пример — пример чистой провокации. Газета коммунистов «Унита» каждый год устраивает фестивали — один национальный и около восьми тысяч (!) местных. В прошлом году каждый третий итальянец прошел под аркой, на которой было написано — «Фестиваль «Унита». Фестиваль — это знакомство с позицией партии, это встреча с братскими «Унита» газетами других компартий мира, это богатейшая культурная программа, это отдых, развлечение и бурные дискуссии... Но не об этом речь. Речь о том, что фестивали «Унита» — это то место, куда все идут с удовольствием: там интересно, поучительно, весело, хорошо и — мирно. На это, впрочем, обратили внимание не только внимательные журналисты, рекомендовавшие властям перенять опыт образцовой организации подобного рода предприятий, но и ультра — и правые, и левые. Провокационные столкновения в июне в Равенне, две взорванные бомбы в Римини, убийство шестью молодчиками активного организатора фестиваля Пьерантонио Кастельнуово в Лекко... — все это новейшая, 1976 года «ультрахроника» провокаций.
Все, что говорилось здесь, несомненно, не новость. Социальная и политическая жизнь Италии последнего десятилетия необыкновенно напряженна, и те факты, что приведены здесь или встречались вам ранее, лишь укрупняют, удостоверяют эту истину. Итальянская компартия на последних выборах в парламент добилась большого успеха, правые понесли значительный урон. Не только легко читаемая логика будущего, но и свершившиеся уже факты подтверждают, что такой политический сдвиг влево означает еще более упорную оборону справа, еще более изощренные контратаки со всех направлений — в том числе с крайне правого фланга, в том числе с крайне левого фланга. В обоих случаях реакционной оппозиции есть на кого положиться. Расчет идет не только на «слои», «группы», «класс»; расчет идет и индивидуальный. Представьте, какой нужно обладать душой — не абстрактной, а своей, так собою же ценимой, — чтобы, к примеру, участвовать в такой вот забастовке...
Объявлена забастовка в центральных больницах Неаполя (объявлена вопреки решению объединенного профсоюза медработников меньшинством, представляющим ту самую крайне левую «Рабочую автономию». Так уж получилось, что именно в самых крупных клиниках города эта раскольническая группа имела поддержку младшего персонала — санитаров и сестер). Потребовав немедленного увеличения зарплаты, персонал прекратил все работы по уборке и стирке, сократил до одного раза питание больных, разобрал свободные койки, чтобы прекратить поступление новых больных, начал чинить препятствия по лечению больных и даже проведению операций. Городские власти вынуждены были заменить обслуживающий персонал солдатами. Тогда и последовало триумфальное заявление забастовщиков, бывшее их главной целью: «Еще раз доказано, что государственный аппарат, полиция, армия, христианские демократы и коммунисты действуют в заговоре против пролетариата». Все они, мол, в одной лодке...
И тут, мне кажется, есть одно чрезвычайно важное обстоятельство, по возможности выяснить которое совершенно необходимо: каждого из них, каждого из этих молодых фашистов и леваков, молодых борцов против всех и всего — что каждого из них поддерживает, подогревает и даже вперед толкает?
«Я слышал еще в детстве, что после смерти человек превращается в звезду. Я уверен, что хотя бы часть тех людей, что мы убили сегодня в аэропорту, превратилась уже в звезды. И мои погибшие товарищи стали уже звездами в созвездии Ориона. И я скоро превращусь в звезду, и чем больше появится на небе звезд, тем скорее придет революция...» — так витиевато, улыбаясь извиняющейся восточной улыбкой, говорил Коцо Окамото, член японской ультралевой террористической организации «Ренко Секигун» («Красная армия»), после провокационного, сопровождавшегося большим количеством жертв нападения на гражданский аэропорт.
«Мы — элита, раса героев. Героичен сам стиль нашей жизни и тот огонь, что пылает в наших душах. Мы воспеваем цельную натуру, человека-повстанца, человека-покорителя. Мы воспеваем опасность, приключение, отвагу, героизм и презрение к тем, кто трусливо, по-рабски боится войны!» Под этой тарабарщиной вполне могла бы стоять подпись рейхсминистра Геббельса, но авторы ее — наши современники, все те же молодые фашисты с миланской площади Сан Бабила.
Полнейшее безразличие к результатам своих действий, презрительное равнодушие к жертвам, абсолютное отсутствие сострадания к невинно погибшим одинаково обличают и леваков и ультраправых. На словах правые и леваки — зачастую непримиримые враги; молодых начинающих фашистов нередко натаскивают именно на уличных стычках с леваками (и наоборот). Стоит, однако, взглянуть на путь, который прошли многие «видные» фашисты или леваки, как сразу становятся очевидными и их «родственные связи». Так, Джанфранко Бертоли, объявивший себя после ареста (взрыв бомбы в Милане, повлекший человеческие жертвы) ультралевым, шел к своим «убеждениям» такой дорогой: тюрьма за уголовное преступление, распространитель листовок одной из антикоммунистических групп, связи с правыми организациями, «крещение» в анархисты, переезд под фальшивым именем в одну из израильских «кибуц», увлечение — по его словам — библией, Марксом, Гегелем и Нестором Махно, короткая поездка в Марсель (где еще действуют экстремисты-оасовцы) и, наконец, преступление в Милане...
Современный Запад переживает тяжелое время реализма. Нет завораживающих дух перспектив, развеян ветром кризиса угар вседоступносги — образования, работы, благосостояния, перехода в иную социальную группу. И если людей, прочно стоящих на земле, людей, обладающих развитым взглядом на мир, эта новая, тяжелая
ситуация еще тверже укрепляет в своей вере, заставляет еще решительнее, настойчивее и терпеливее сражаться за свои убеждения, то тех, кто неустойчив — а исторический опыт гласит, что это прежде всего средний класс, мелкая буржуазия и тем более деклассированные элементы, — их кризис вышибает из колеи. Если раньше бог был ясно различим в сиявших ликах его апостолов — апостола личного успеха, апостола материального счастья и апостола материальных удовольствий, то теперь эти лики затуманились и явственно насупились. Если раньше героев не то что хватало, они толпой окружали нашего буржуа — хочешь выбирай улыбчивого красавца киногероя, хочешь — удачливого и решительного предпринимателя, хочешь — обворожительного повесу плейбоя, то теперь их ряды сильно поредели.
Известный французский социолог Эдгар Морен, занимающийся вопросами массовой культуры, считает, что для современного западного общества потребления культ идолов, героев чрезвычайно характерен, и, если это общество в силу каких-то причин теряет одних героев, оно для поддержания собственного равновесия тут же выталкивает на сцену новых. Причем герой этот при любой ситуации должен обладать одним непременным свойством — он должен быть доступен. Человек, для которого этот герой явился из небытия, хоть и признает за ним определенную недосягаемость и даже «божественность», должен иметь возможность хоть в чем-то повторить его.
Возможен ли для среднего буржуа, еще вчера пребывавшего в эйфории скорого — вот-вот настанет! — личного успеха и счастья, герой типа Робинзона Крузо? Да никогда, поскольку овладение искусством простого делания его не увлекает, поскольку оно требует терпения, твердой веры в свои силы и — так как живем мы не на острове — веры в силу товарищей по классу. Тем более невозможен такой созидающий герой в сфере культуры и идеологии. Наоборот, сама неустойчивость средней буржуазии как класса всегда выдвигала на авансцену героя скорых, решительных действий, и главное — действий эгоистических, антигуманных, разрушительных. Крикливые, швыряющие бомбы «герои» газетной хроники постоянно утверждают идею изначального неравенства людей, права одних на строительство собственного счастья на развалинах счастья других, принципа насилия как единственно возможных отношений в обществе, а потому и справедливых. Ореол возвышенности, мощи, красоты и героизма, который создается вокруг ультралевых и ультраправых провокаторов и погромщиков, объективно зовет и других к такому же «самоутверждению через жестокость», вырабатывая у них привычку к «моральной нечувствительности». (Нацистская пропаганда не случайно вдалбливала в головы идею о том, что народы других рас неполноценны и не могут чувствовать так же, как «арийцы».)
В конце концов возмущение всего многомиллионного Милана террористической деятельностью фашистских молодчиков с площади Сан Бабила стало настолько велико, что полиция «героическими» усилиями ликвидировала этот постоянный бивак фашистов. Было ликвидировано и фашистское гнездо на проспекте Монфорте. Но фашисты не исчезли вовсе: они перебазировались на другие проспекты и площади, и прежде всего на площадь Кавура, где 16 апреля 1975 года был убит выстрелом
из пистолета студент Клаудио Варалли. Убийца — Антонио Браджон, 20 лет, сын весьма обеспеченных родителей, фашист. Когда первые «санбабилисты» еще только начали появляться на страницах газетной хроники, ему было тринадцать. За семь лет ему сумели вдолбить в голову, каков должен быть герой-фашист, смогли воспитать ненависть и страсть к насилию...
У одного из представителей этого третьего поколения «санбабилистов» спросили, почему он, собственно, придерживается крайне правых взглядов. 18-летний фашист был откровенен: «Мой отец — промышленник и воспитал меня в правых взглядах. Да я и сам не вижу причин менять их. Почему я, собственно, должен с кем-то делиться тем, что у меня есть? Принцип равенства никогда не казался мне убедительным. Я индивидуалист и эгоист, потому что вокруг себя вижу только злобу, зависть и обман. Я правый потому, что это в моих интересах...»
Что касается убежденных, принципиальных приверженцев героя-левака, то чаще всего это бывшие, не получившие диплома студенты, отравленные анархистскими идеями. Такие левацкие организации, как «Красные бригады», на первом этапе существования, как правило, гордились строгой и продуманной организацией, защищенной, по их мнению, от проникновения провокаторов. Однако сама логика их существования, идея, заложенная в его основу,— бредовая идея сработать катализатором, запальным шнуром скорого и повсеместного восстания всех против всего — толкала их на путь привлечения всех «желающих». Среди желающих оказывались и полицейские агенты, и ультраправые провокаторы, и информаторы. Однако основную подручную силу леваки черпают из того же котла, что и фашисты, — из асоциальных элементов, люмпенов, как говорят итальянцы, «подпролетариата». Вот как характеризует эту «черную кость» экстремистов обозреватель газеты «Паэзе сера» Дачиа Мараи-ни: «Эти люди, лишенные социального статута... становятся самыми горячими поклонниками мифов, рожденных буржуазией для оправдания в своих же глазах собственной несправедливости и жестокости».
Переплетаясь и сталкиваясь друг с другом, дополняя и продолжая друг друга, злобно понося и нахваливая друг друга (упоминавшийся уже здесь «левак» Дж. Бертоли об убийстве фашистами агента полиции Марино: «Эти ребята действуют против общества; они делают тоже дело, что и я»), леваки и фашисты послушно исполняют роль, навязанную им могущественными силами — промышленниками, такими разведками, как ЦРУ и СИД, многонациональными корпорациями, отечественной и международной политической реакцией. Пропагандой и посулами, подстрекательством и растлением, деньгами и химерами эти невидимые, но такие реальные силы обращают все новых молодых людей в бесноватых поклонников нового «бога», нового «героя» — «ультра». В этом они видят один из способов борьбы с растущим стремлением широких масс к демократизации, к обновлению общества.
А что же видят перед собой сами новоиспеченные ультралевые и ультраправые радикалы? Они видят перед собой «героя». Стань сильным и беспощадным, как я,! — говорит им «герой». Возвысься над толпой, как возвысился я! — говорит им «герой». Будь личностью! — говорит им «герой»... И они бегут за ним безумным стадом, ревя и размахивая цепями и бомбами. Бегут, топча других и друг друга.