О, кабаре!

Анатолий СИЛИН

Кабаре (франц. cabaret букв. — кабачок) — первоначально импровизированное представление, которое устраивали в литературно-художественных кафе поэты, музыканты, актеры... Поэты читали стихи, актеры распевали злободневные песенки, разыгрывали сатирические сценки. Программу вел конферансье, шутивший со зрителями и поддерживавший атмосферу непосредственности и веселья...

Несколько лет тому назад на Западе большим успехом среди молодежи пользовался американский кинофильм «Кабаре». Картина была стилизована под представление, типичное для кабаре, а к началу 70-х годов неожиданно для многих молодые чрезвычайно увлеклись этим, казалось бы, забытым жанром.

Когда-то он был популярен и в России; в начале нашего века политические кабаре в многочисленных кафе и подвальчиках со странными названиями «Летучая мышь», «Бродячая собака» возникали словно по мановению волшебной палочки. Сплошь и рядом на этих представлениях звучала весьма неприкрытая критика по адресу власть имущих и раздавались откровенные призывы к бунту. Если в одном кабаре сам Станиславский выступал в образе директора провинциального цирка, сам Шаляпин изображал балаганного борца «черная маска» и сам Рахманинов играл тапера в пародийном номере «Танец апашей», то в соседнем молодой Маяковский декламировал «футуристические стихи» «Вам!» и «Нате!», а молодой Каменский прибивал к потолку старые штаны и исписывал стены призывами «славить солнце-Стеньку» и брать в руки кистень.

Злободневные песенки и куплеты, которые исполнялись в кабаре, немедленно становились достоянием масс. Во Франции, как известно, в кабаре родилась и новая поэтическая школа шансонье, сочинявших политические, революционные песни. Надежда Константиновна Крупская вспоминает, с каким удовольствием Владимир Ильич посещал маленькие кабаре на окраине Парижа, где слушал популярных шансонье и наблюдал за живой реакцией рабочей аудитории на нехитрые театральные представления.

В последние десятилетия жанр кабаре, в котором особенно ценятся пародия, буффонада, гротеск, фарс, пережил второе рождение во многих странах, и прежде всего в Англии. В качестве примера можно рассказать об английском театре «Арт колледж тиэтр», который создали студенты Брэдфордского художественного колледжа. Организовал и в течение ряда лет возглавлял этот коллектив известный режиссер и теоретик театра Альберт Хант. В свое время он работал с Питером Бруком над постановкой его знаменитых политических спектаклей о войне в Алжире и во Вьетнаме («US»), и влияние большого мастера явно ощущается в творческой манере Ханта. Во всяком случае, спектакли в Брэдфорде он ставил в жанре политического кабаре. Я видел одну из постановок Ханта, которую «Арт колледж тиэтр» показал на Международном фестивале молодежных любительских театров (МЛТ) во Вроцлаве.

Спектакль назывался «Оглянись на 42-й год». Действие происходило в двух временных и пространственных плоскостях: в годы минувшей войны среди тех, кто развязал или допустил ее, и в наши дни на собрании некой религиозной секты в Брэдфорде. Этакое сатирическое богослужение, где политические преступники замаливают свои грехи, а святоши покровительствуют убийцам. Последняя сцена этого «соборного действа» — молитва ослепшей девушки, которая ищет среди руин Ковентри обломки дома...

Объясняя жанр и творческие приемы, взятые на вооружение театром, Альберт Хант писал:

«Мы берем известные из истории фигуры и смотрим на них по-новому. Так, популярный «герой войны» Уинстон Черчилль оказывается пустым фанфароном, вся сила которого заключается лишь в том, что другие считают его героем. А страшное чудовище Адольф Эйхман «всего лишь» маленький обыватель, который и в СС вступил, чтобы хоть к чему-то примкнуть, хотя бы и к организации убийц. Мы показываем людей, которые полностью подчиняют себя другим, так как это избавляет их от ответственности. Они начинают с радостных песен и танцев, а кончают заупокойной молитвой и преступлениями».

На последнем вроцлавском фестивале МЛТ многих стран тоже показали яркие программы. В студенческих кафе и на площадях города выступала со своим цирковым представлением английская труппа «Френдз роудшоу» («Бродячий театр друзей»); в рабочих общежитиях и прямо в цехах заводов показывал свое политическое кабаре «Черно-белое шахтерское шоу» «Йорк шустринг тиэтр»; в школах и в фестивальном интерклубею. «Палацик» играли клоунские антре актеры португальского театра «Коммуна». Чтобы читатели могли представить себе реакцию зрителя на эти представления, расскажу об одном импровизированном спектакле, состоявшемся во время фестиваля.

На Вроцлавском вокзале есть огромный туннель, по которому пассажиры проходят к поездам. Это целый подземный город с кассами, буфетами, киосками, ларьками и лотками, вечно заполненный спешащими людьми. И вот однажды днем среди этой суеты, гомона и толчеи раздалась резкая барабанная дробь. Толпа расступилась, и в образовавшийся коридор вошли два клоуна из театра «Коммуна». Один (назовем его условно «Хороший») — с круглым красным носом и в едва держащихся на помочах штанах, другой («Плохой») — с длинным синим носом и в огромном пиджаке. Они расставили складную темную ширму и на ее фоне начали разыгрывать древнюю как мир историю о борьбе добра со злом, сил созидания с силами разрушения. Первый клоун расставляет перед ширмой пустые цветочные горшочки, второй их с хрустом давит. Первый поливает из маленькой лейки воображаемые цветы и даже разводит на асфальте небольшой костерчик, чтобы им было тепло, а второй из этой же лейки заливает огонь и льет воду первому на голову. Первый клоун плачет, но продолжает строить, второй хохочет и ломает. Все быстрее и быстрее развивается действие, все энергичнее и изобретательнее работает первый, все злее и отчаяннее уничтожает все вокруг второй. Но жажду жизни, творчество, труд, пламя души человека убить невозможно! И вот добрый клоун побеждает злого, и звучит веселая песенка...

Как просто, не правда ли? Но сотни людей, позабыв про дела и отходящие поезда, столпились вокруг двух клоунов и затаив дыхание следили за их борьбой. Они сидели на крышах ларьков и на козырьках киосков, стояли на стой ках буфетов и на подоконниках касс, даже висели на стенах, зацепившись за огромные бра. Наутро ежедневный бюллетень фестиваля «Курьер» писал: «Этот детский» спектакль еще раз напомнил взрослым, что маска клоуна, — всего лишь искаженное гримасой лицо обычного человека, за смешными ужимками которого скрываются лиризм и отчаяние...»

Наиболее важным в жанре кабаре считают мастерство постоянного и непосредственного контакта с аудиторией. Ни о какой «четвертой стене» здесь не может быть и речи. Спектакль более всего похож на дружескую вечеринку, где зрители пришли к актерам в гости. Как пишет в книге «Самоотдача» драматург и один из основателей студенческого эстрадного театра МГУ Марк Розовский, мнимая легкость игры (актеров кабаре) требует высочайшего мастерства, предполагает в актере интересную личность — собеседника и друга, выступающего в нашей компании, а как бы вовсе не со сцены... и ему, актеру, мы, зрители, нравимся не меньше, чем он нам...».

Такими актерами и были, на мой взгляд, три молодых паренька, составлявшие труппу Загребского театра «ИТД» (что, как и у нас, расшифровывается и так далее»). На фестивале во Вроцлаве молодые югославы показали маленькую пьеску «Приветствия», которая в написанном виде занимает три страницы, а в пересказе семнадцать строк.

Встречаются три человека, каждый вежливо спрашивает другого: «Как вы поживаете?» — «Ничего, — говорит один. — А вы?» — «Сносно, — отвечает второй. — А вы?» — «Прилично,— говорит третий. — А вы?» и так далее. Отлично, превосходно, прекрасно, плохо, ужасно, страшно, никак...» Наконец общепринятых слов для ответа на этот служебный вопрос им не хватает, и они начинают отвечать подряд всеми словами из словаря, начиная с А: «Абориген-но, австралийски, агрономически, адски, анонимно, аперитивно, архимедски, астронавтски...», потом на Б, на В и т. д., не забывая каждый раз вежливо спросить у партнера: «А вы?»

Вот и все, что написано в пьеске. Ее смысл в бессмыслице стереотипных вопросов и ответов, в ненужности пустых слов, в никчемности никчемного времяпрепровождения...

И вот три студента третьего курса Загребской академии театра и кино берут эти три страницы вроде бы бессмысленного текста и играют его три часа. Играли бы, может, и дольше, но зрители уже буквально изнемогают от смеха и только всхлипывают, а актеров уже давно пора развешивать на просушку и отпаивать молоком за вредность. Дело в том, что каждое слово пьесы (а точнее — словаря) стало названием этюда, который актеры разыгрывают на сцене.

«Как вы поживаете?» — «Гениально!»

Этюд на эту фразу играется десять-пятнадцать минут с бездной фантазии, выдумки, юмора, всевозможных трюков, гэгов (как в немом кино), пластических, пантомимических, вокальных, танцевальных, гимнастических, акробатических и т. п. номеров. Вначале все трое вылетают на сцену кувырком, бьют в барабан, кричат «Ап!», делают кульбиты и фляки, крутят колесо и сальто и по ходу этой легкой разминки мило представляются зрителям на нескольких десятках (!) языков, спрашивают у них: как здоровье? как дети? не забыли ли они поужинать перед спектаклем? а электроприборы выключили? а какая погода на улице? как понравился вчерашний футбол? и т. д. и т. п. Все трое в полуспортивной форме: в кедах, в джинсах и майках, с эмблемой на груди — два пальца, растопыренные буквой V — «Виктория» («Победа»). Один — Желько Вукмирица — огромный, мощный брюнет, по цирковой терминологии «нижний», то есть тот, который держит на себе пирамиду. Объявляя характер, тип, маску, которую ему предстоит создать на сцене, он говорит: «Я — Ганнибал, Александр, Цезарь, Наполеон. Гитлер!..» Второй — Младен Васари — язвительный, ехидный, насмешливый, эксцентричный шатен. Он шут, солдат, дирижер, бунтарь, экстремист. И третий — Дарко Срича — лиричный, нежный, обаятельный блондин. Его роли — скрипач и влюбленный Пьеро. Несмотря на сразу же заявленную разницу амплуа, все трое пляшут и поют, играют на гитарах и банджо, жонглируют и кувыркаются, ходят на руках и на ходулях, играют комедию, трагедию, драму, фарс, буффонаду, клоунаду, органично, правдиво и искренне общаются друг с другом и со зрителями, доказывая, что и психологический театр им тоже по плечу... Эти ребята из Загреба воистину могли все! Кажется, крикни режиссер из зала: А теперь полетели!» — и они, взмахнув руками, полетят над зрителями. И лишь неясно вначале, а зачем?.. Но вот последний этюд — дети поймали муху, долго измывались над ней, оторвали ей крылья, лапки, потом убили ее, а потом дети выросли, стали взрослыми и начали убивать друг друга, а потом вообще всех людей, а потом... А потом потные, мокрые, грязные, изможденные артисты вдруг спускаются в зал и, впервые наполнив смыслом эту набившую оскомину фразу, очень тепло и просто спрашивают у зрителей: «А вы как поживаете?» — и идут по проходу, заглядывая людям в глаза: «А вы?» — и, стараясь не упустить никого, кричат на балкон: «А вы?» — и, ликуя от счастья человеческого общения, от того, что их поняли, во всю силу легких, хором: «А вы???»

Режиссер и хореограф спектакля Ивица Бобан, кстати сказать, три года назад стажировавшаяся у нас в Москве, в училище Большого театра, пишет: «Многие из тех, кто считает, что они делают сегодняшний театр, на самом деле давно покинули его, а вместе с ним и жизнь и борьбу, так как они решили не поднимать на сцене сложных проблем (объективных и субъективных), которые существуют в жизни и в работе. Театр больше не является для них смыслом существования, а стал всего лишь названием их профессии, в то время как театр в самом лучшем и благородном смысле этого слова означает любовь, великодушие, жертвенность, сумасшествие и энтузиазм в работе,..»

...Зрители не желают отпускать полюбившихся им парней, и после многократных криков «бис» актеры снова выходят на сцену. В руках у них «Штандар молодых», «Жиче литерацки» и «Слово польско». Они разворачивают газеты и спокойно, задумчиво, с некоторой даже грустью начинают читать... завтрашние рецензии на свой сегодняшний спектакль.

«В спектакле есть неплохие отдельные места, но в целом...» — читает один.

«Спектакль очень неплох в целом, но отдельные места...» — прерывая его, тем же тоном читает в своей газете другой.

«Все решительно никуда не годится!» — спокойно завершает «критический обзор» третий.

И все трое вопросительно смотрят в зал — кому же верить, граждане, и что же такое мы на самом деле показываем?.. А зрители, узнавшие «типичный стиль» известных театральных критиков, уже просто плачут и корчатся от смеха.

Естественно, что в настоящих рецензиях, появившихся назавтра во всех польских газетах, критики более всего боялись впасть в автопародию. Тадеуш Буский в «Газете работничей» писал, в частности, так: «Спектакль «Приветствия» стал подлинным сюрпризом. Играют его три великолепных артиста, обладающих физической техникой цирка, вокальной — кабаре, внутренней — драматического театра и вдобавок умеющих легко и просто устанавливать контакт с любой аудиторией, даже с той, которая не знает языка. От сотен трюков зал хохотал до упаду, но это был не пустой гогот. Мы все вместе высмеивали стереотипы, избитые формулировки, схематические ответы, которые зачастую употребляем в жизни не задумываясь, как подпорки, как костыли».

أحدث أقدم